10 мая 2021 года, в понедельник, наш Собор и Храм Всемилостивого Спаса посетили 30 человек из прихода храма вмч. Георгия за лавками из Калуги вместе с настоятелем прот. Георгием Казанцевым, председателем миссионерского отдела Калужской епархии, отцом шестерых детей. Приезд был приурочен ко дню Победы, и по просьбе калужан о. Александр прочитал свою уникальную лекцию, посвященную героизму российского народа в ВОВ, христианской жертвенности российского солдата. После лекции состоялось общение гостей с о. Александром за богатой трапезой, подготовленной нашим замечательным поваром Татьяной, в домовом храме. Калужане задавали нашему батюшке животрепещущие вопросы о воспитании детей, о жизни христианской семьи.

После трапезы гости вернулись в Собор, и Владимир Александрович Простов провёл захватывающую лекцию по истории Скорбященского монастыря и Собора от истоков и вплоть до закрытия после 17 года. Калужане остались в восхищении от услышанного — богатейшего и уникального материала, с любовью собранного Владимиром Александровичем, и не хотели уходить. Потом состоялась неформальная беседа о нынешней жизни приходов. Калужские гости привезли своего оператора, чтобы снять полноценный фильм о своем пребывании в храме и Соборе Всемилостивого Спаса. Этот фильм будет предоставлен и нам.

Калуга подарила роскошное Евангелие напрестольное в золотом окладе. Все были восхищены.

О. Георгий и о. Александр обменялись контактами, и о. Георгий уже пригласил в Калугу о. Александра и наш приход.

Будем ждать новые встречи.

Видео с лекцией о. Александра можно посмотреть на главной странице нашего сайта.

Фотографии взяты отсюда.

Мы всей семьей уже 15 лет — прихожане этого храма… Так сложилось для нас с супругом, что это, наверное, были пятнадцать лучших лет нашей жизни…

Мы впервые вошли в этот храм, когда младшему сыну Ивану исполнилось три года. И вот он уже студент…

Здесь он кудрявым малышом безмятежно спал на ночной рождественской службе… здесь участвовал в настоящем спектакле на утреннике, нес младенцу-Христу в подарок теплый хлеб (и к своему стыду, съел половину реквизита). Здесь с восторгом звонарил на ранней пасхальной литургии, а потом с приятелями-парнями весело разговлялся за большим столом с батюшкой и едва ли не всем приходом…

В доброжелательной и оптимистичной атмосфере церковной общины наш стеснительный от природы мальчишка учился чувствовать себя уверенно и естественно, впитывая доброе и нравственное без нудной дидактики, просто «по ходу жизни».

Сердце нашей общины — наш батюшка, отец Александр. Отец — не только «по чину» и привычному церковному обращению… Отец — по сути и призванию, по образу действия и повседневному подвигу (утешения и вразумления, научения, душевного врачевания и исправления). И не удивительно, наверное, что вокруг него собираются люди, которыми хочется любоваться и восхищаться.

В последние годы мой совсем немолодой супруг страдает целым букетом болезней, что очень ограничивает его, человека активного и деятельного в недавнем прошлом. Посещение храма, общая молитва и причащение, неизменно содержательная и личная (к уму и сердцу каждого) проповедь о. Александра — вот что даёт неизменный стимул — жить и радоваться вопреки болезням и немощам. А какая радость — воскресные обеды с батюшками (их же у нас уже теперь двое) среди своей общины! Понятно, что вкусно, обильно (и в соответствии с календарем постов и трапез :). Но это же ещё и дискуссионный клуб, и лекторий, и терапия для болящих душ!

Повседневная жизнь нашего храма, его прихода, его честнЫх отцов — это естественный и добрый путь ко Христу, который можно пожелать каждому христианину. Пусть в жизни каждого будет такой Храм!

Евгений Андреевич Фещенко — уже как семь лет не стало с нами неунывающего, всегда спешащего на помощь, алтарника нашего храма Всемилостивого 

Спаса талантливого художника, иконописца. За что бы ни брался Евгений, всегда раскрывались его таланты, дарованные от Бога, и каждое дело он исполнял с большим старанием, умением и ответственностью.

Евгений Фещенко – профессиональный художник, родился в Москве в 1956 году. Более десяти лет был главным художником Министерства оборонной промышленности СССР, работал в области выставочной деятельности и прикладной графики.

Постоянно экспонировался на выставках. Основные жанры живописи – пейзаж натюрморт, а виды техники – масло и темпера. Основные жанры графики – книжный дизайн.

В своей жизни он много чем занимался, даже пробовал писать профессионально электронную музыку, прекрасно знал искусство фотографии. Он не только трудился в Оборонной промышленности, создавая от нуля и монтируя международные выставки нашей военной техники, но и постоянно безвозмездно занимался с детьми живописью.

А последние годы своей жизни преподавал в Воскресной школе при Никольском Храме. Достраивал своими руками старенькую дачку. Всегда был душой любой компании, потому что относился к друзьям с большой любовью, много рассказывал интересного. Знал прекрасно историю, географию, химию на высоком уровне ( даже любил делать сложные опыты), историю архитектуры, мог назвать точные даты многих построек, зданий, их стиль, архитекторов, истории их хозяев, прекрасно разбирался в живописи. Писал и акварелью, и темперой и маслом, многие его картины безвозмездно ушли в фонды различных стран мира, когда ездили известные художники, его преподаватели и его руководители, то они забирали его картины с собой в картинные галереи. Евгений отличался нестандартным мышлением, создавал различные приборы для быта и работы своими руками из казалось бы несовместимых деталей, что оказывались в доме. Занимался даже плетением корзин, резкой по дереву и изготовлением керамики, и обучал безплатно детей этому, а также многих подготовил в художественные училища. Старался всегда передать свои знания сыну. Любил путешествовать на велосипеде по Подмосковью. Рано потеряв отца, полковника артиллерийских войск, Андрея Денисовича, Евгений бережно заботился о своей матери, Елене Ивановне, которая еще в раннем детстве его водила в храм в Вишняках, который был рядом с их военным городком, на большие Праздники. После школы он закончил Художественно-графический факультет Педагогического института им. Крупской. На первом курсе он пытался написать икону Христа, но воцерковился Евгений только к пятидесяти годам, но сразу горячо начал познавать Библию, ходить на занятия к батюшке Фоме изучать Евангелие, помогать в Храме. Все это он делал с нескрываемой радостью и любовью. И его сердце было открыто всем людям, кто бы к нему не подходил или обращался.

Всем сердцем, как ребенок, Евгений принял Господа нашего и полностью доверился Творцу. Последнее время он жил больше душой, чем телом, очень аскетично, работал даже ночами, делал буклеты о нашем храме, православные просветительские фильмы для тюрем и детских учреждений. Последние месяцы он полностью посвятил себя для Бога и людей. Вечная память о Жене останется в наших сердцах.

Меня зовут Люба, мне 37 лет. С нашим храмом связано много неожиданных поворотов в моей жизни. Обретение веры, рождение детей, новый круг общения, и даже питомец мечты! Осознавая ответственность за этот бесценный Божий дар, каждый раз с замиранием сердца слышу притчу о блудном сыне. Когда все дары Господа полностью растрачены, остаётся только плакать Богу о пустоте. Приходишь к Нему, а Он тебя принимает по-царски!

Примерно так же было у меня. Прожив почти 30 лет без Божией благодати, ощутила, что без света больше не могу. Но как его найти? В ту пору вышла книга «Несвятые святые». Прочитав её на одном дыхании, очень захотелось жить в том мире, о котором пишет Владыка Тихон. Спустя почти год Промысел Божий привёл меня в храм Всемилостивого Спаса. После этого моя судьба повернулась в лучшую сторону. Появилась надежда, что ещё не всё потеряно. Снова и снова благодарю за участие отца Александра в моей жизни: он встретил тогда меня в нашем храме как родного человека и помог сделать первые шаги к Богу.

На этом выбранном пути было и есть много трудностей. Когда не хватает веры, надежды и любви, тяжело видеть образ Божий как в себе, так и в окружающих. Поэтому для меня оказалось важно общение с верующими людьми. Слава Богу, что наша община  открыта для новеньких. И у меня с некоторыми прихожанами нашего храма сложились добрые отношения. Гораздо легче переносить искушения вместе с людьми,  которые могут показать пример служения ближнему, или ободрить в моменты уныния радостной новостью.

А на фото я и любимая кошка Бася.

Отдал мне её строитель, который ремонтировал крышу нашего храма.

Она ведёт себя как настоящая христианка: приносит миру радость, любовь и хорошее настроение. Ну и конечно, постоянно напоминает о месте, где часть моей души и сердца.

— Пойдем, чайку попьем!
Отец Александр ведет нас за собой в трапезную на втором этаже. «Чаек» — это первое, второе и сладкое. Я пришла в гости в приход храма Всемилостивого Спаса. Просто познакомиться: позвала сестра, Лера. Это было 15 лет назад.
..нет, надо рассказать, что было еще раньше.
…сижу я на ветке дерева в 100 метров от храма Рождества Богородицы в Крылатском и слушаю трансляцию вечерней службы. «Как прекрасно!» — замирает сердце. Мне стыдно войти. Неудобно. Ведь я — протестантка.
Зима 2005-2006 года. Мне уже тесно в баптистской общине, не хватает глубины, но Православие – это же «бабушки, платочки, вербочки, иконки»! Несовременно и непонятно. Поэтому я «думаю в сторону» католичества или лютеранства.
Вместе со старшим другом, Алексее Бабышевым, мы наматываем километры по Березино (наша белорусская родина), обсуждая крещение младенцев и другие полемические вопросы. Я читаю диакона Андрея Кураева и отца Вячеслава Рубского, чиркаю на полях, записывая свои замечания, несогласия, возражения. Но чем больше я возражаю, тем больше… тем больше пленяюсь, против воли, красотой этой древней веры (к слову, в США издательство православной литературы так и называется – Ancient Faith, «Древняя вера»).
…надо добавить: я благодарна Богу за свой баптистский период. Он подарил мне самых близких друзей, знание Библии и убежденность, что самое важное в христианстве – это Христос. Не иконки. Не Богородица даже. Христос.
Я родилась в Минске в 1985 году. Мы родились, точнее – с сестрой-близняшкой. И это прекрасно! Бесконечно благодарна Бога за такой дар.

И нет, мы не сдавали друг за друга экзамены. Разыгрывать людей, пользуясь схожестью, начали только после 30. Так что если вы видите Юлю… не будьте так уверены в этом!
Мама и папа – тоже прихожане ВсемСпаса, со своим путем к Богу. Я не знаю, каким он был. Но каждый из нас пришел в Церковь, это факт. Мама – архитектор всех придумок в нашей семье, человек энергичный и веселый. Папа – самый умный на свете. Когда тебе кажется, что

ты уже слышал ВСЕ его истории, от судьбы капелевской дивизии до деталей  Куликовской битвы, папа выдает что-то совершенно новое. Откуда только знает?!

Сестра – журналист и триатлонист, в прошлом — хэдлайнер журнала «Фома», сейчас – главред портала «Про паллиатив», журнала о помощи тяжелобольным людям. Все авантюры, походы, соревнования, в которые мы вместе ввязывались – ее рук дело.
О себе могу сказать, что…
1) не застала времени, когда в храме Всем Спаса служились только молебны, но помню и люблю первого «второго священника» храма, отца Фому Дитца, и его семью.
2) всегда любила петь, и поэтому мои опоздания терпят на клиросе с 2006 года по сей день! В случае атомной войны могу даже регентовать )
Что еще?
Журналист и редактор. Люблю жизнь и ищу человека, с которым смогу прожить ее счастливо. Такие дела!

Я Людмила Крауклис. Родилась в 1959 г. Москвичка. Фамилия у меня от дедушки, он был латыш. Крауклис по-латышски – это ворон. А муж у меня Воронов. Поэтому фамилию менять не стала: я ведь все равно тоже Воронова, только по-латышски! А бабушка у меня крымчанка и наполовину полька. А другие дедушка и бабушка, со стороны мамы, — северяне. Дедушка из Вятской губернии, бабушка – из Вологодской. Их я не знала, они умерли Люеще до моего рождения. На севере имена давали по святцам, как было положено, и у меня дедушка – Азария, прадедушка – Аполлос, прабабушка – Рахиль. На панихидах я всегда знаю, когда мою записку читают: таких имен больше ни у кого нет! Так вот во мне все намешано: юг, север, Латвия, Польша… И это здорово, мне нравится!

По образованию я филолог. Окончила филологический факультет МГУ, преподавала французский язык на том же факультете. Теперь я на пенсии, помогаю воспитывать внучку. Можно сказать, профессиональная бабушка! А свои филологические навыки стараюсь использовать на благо прихода: редактирую разные тексты, пишу заметки для приходского сайта и будущего виртуального музея.

В храм Всемилостивого Спаса меня привели две моих прабабушки: Вера Александровна Гриневская и Рахиль Николаевна Пантелеева. Привели, хотя я никогда их не видела: они обе умерли задолго до моего рождения. Но они были похоронены на кладбище Скорбященского монастыря, и, когда кладбище разоряли, родственники не стали их перезахоранивать. Так и остался теперешний парк Новослободский местом их последнего упокоения. Пришла я ко Всемилостивому Спасу не сразу. Я крестилась в 2007 г. в храме Святителя Николая на Трех горах у отца Андрея Лоргуса. И именно там, под руководством отца Андрея, которому я горячо благодарна, делала свои первые шаги в Церкви. Первое причастие, первая исповедь, первый Великий пост и первый годовой церковный круг… Столько всего важного произошло во мне за это короткое, казалось бы, время! Это не забывается! Ходила я и в другие храмы. Но все меня тянуло туда, где был Скорбященский монастырь, где лежат мои прабабушки… Как-то пришла на исповедь к отцу Александру. Поразило, какой он был внимательный и сосредоточенный, точно весь погруженный в совершающееся таинство. Пришла еще раз. Потом стала ходить регулярно. И, наконец, поняла, что здесь – мой дом, моя духовная семья. Вот уже скоро двенадцать лет, как я сюда хожу. Мне нравятся наши батюшки, нравится наш дружный приход и то, что здесь для каждого найдется дело. Нравятся наши совместные трапезы и приходские праздники: какая же семья без общего застолья! И я бесконечно благодарна Богу за то, что Он даровал мне все это! И, конечно же, благодарна нашему приходу, который так сразу и безоговорочно принял меня в свое лоно, и особенно отцу Александру!

Когда меня спрашивают, как я пришла к вере, я всегда отвечаю: «Да вот просто шла-шла… и пришла». И это действительно так. Господь вел, а я шла. Когда добровольно, когда с опаской, когда сопротивляясь… Долго шла. И слава Богу, что дошла все-таки! Я росла в семье не то чтобы совсем атеистической, но воцерковленных людей среди моих родных не было. Даже дедушка и бабушка, родившиеся еще в 19 веке и, конечно же, крещеные (дедушка как лютеранин, бабушка как православная), на службы никогда не ходили, и папу бабушка крестила просто «на всякий случай», как она говорила, а мы с сестрой и мама были и вовсе некрещеные, и Церковь мне в детстве представлялась как нечто запретное, таинственное, одновременно притягательное и пугающее. Очень хотелось заглянуть в какой-нибудь храм и посмотреть – а что там? А как это – церковь? И боязно было. Мне почему-то казалось, что как только я войду, все ко мне сразу обернутся и непременно скажут: «А ты что здесь делаешь, некрещеная?» Так и не решалась… А еще у нас дома в семейном альбоме была фотография священника. В рясе и с крестом на груди. Мама про него говорила: «Это дядя Саша, брат моей мамы». Священник… Человек из другого мира, из того самого загадочного и непонятного мира Церкви, и сам весь тоже загадочный и непонятный, не такой, как все… Еще мама говорила, что он служил где-то на Аляске и что после революции связь с ним оборвалась. Так я и считала, что мамин дядя, который был священником, уехал еще до революции в Америку и там и умер. И только не так давно от своей тети, маминой сестры, я с удивлением узнала, что, оказывается, «дядя Саша» после смерти своей жены принял монашество и стал епископом, сначала Сан-Францисским, потом Аляскинским и Алеутским, в юрисдикции Северо-Американской митрополии, а после войны перешел в Русскую Православную Церковь, вернулся на родину и стал архиепископом Омским и Тюменским. Скончался в 1948 году. Владыка Алексий (Пантелеев). Может, это он за меня молился – ТАМ! — чтобы я пришла к вере?

А поначалу никакой веры не было. Просто очень робкое любопытство. И только уже будучи подростком я наконец стала задаваться вопросом: а верить в Бога – это хорошо или плохо? И Бог – Он вообще есть или Его нет? Ответа пока не было, но хотелось, чтобы он был положительным, и этому немало способствовало знакомство с русской литературой, ведь она вся пронизана христианством! В 16 лет прочитала Евангелие от Матфея. Читала в тайной надежде, что вот прочту — и поверю! Помнится, серьезно споткнулась два раза: непонятно было, зачем подставлять вторую щеку и про Конец Света и Страшный Суд показалось уж слишком сурово. Но в целом очень сильно отозвалось в душе, я убедилась, что ничего прекраснее Евангельской истории нет и быть не может, и так захотелось признать, что все это правда, так захотелось поверить… и не поверилось. Может быть, как это ни странно, именно потому, что это было бы слишком хорошо… Короче, я разочаровалась и даже не стала читать остальные три Евангелия. И вопрос опять остался открытым, а церковные двери представлялись мне по-прежнему недоступными. И вообще мне подумалось, что христианство – это, может быть, очень хорошо, но это не для меня. Это я так решила. Но Господь, видимо, считал иначе, и если я от Него отвернулась, то Он-то от меня не отворачивался!

И вот спустя год или два я поехала с мамой на экскурсию во Владимир. Это было на 8 марта, то есть шел уже или Великий пост или какие-то подготовительные недели к нему, но я, конечно, в таких тонкостях тогда не разбиралась. Наша гостиница была в центре города. Вечером мы вышли погулять. Дошли до собора. Там был открыт придел, шла служба, и мы зашли. Народу было мало, богослужение подходило к концу, мы с мамой встали в сторонке. Потом служба закончилась, прихожане зашевелились, все подошли к амвону. И тут батюшка сказал: «Вот многие сейчас в Бога не верят, считают, что в храм ходить не нужно. Но мы с вами верим и поэтому должны соблюдать все, что предписывает нам Церковь», — и дальше стал давать наставления, что и как соблюдать. Это я уже не слушала. Но первые его слова почему-то буквально запали мне в душу. Я потом много думала, что же такое было в этих словах, что они так на меня подействовали? Ведь ничего же особенного батюшка не сказал: ну да, одни не верят, а другие верят… Ну и что? И только много времени спустя поняла: важно было не ЧТО сказал, а КАК сказал. Батюшка говорил про неверующих совершенно спокойно, без малейшего осуждения, только сожаление слышалось в его голосе. Может, и сказал-то, потому что увидел нас с мамой, «захожан»… «А мы с вами верим» — прозвучало так уверенно, так непоколебимо твердо и с такой внутренней радостью, что в сердце снова шевельнулась надежда: а может, все-таки вера – это настоящее? Мне словно сказали: «Смотри, мы – верующие. Мы верим. И нам от этого хорошо. Мы тебя не осуждаем, не принуждаем. Но если хочешь – иди с нами!» И я до сих пор благодарна этому неведомому батюшке, которого, возможно, уже и в живых нет, но который мне ясно показал, что двери открыты для всех, в том числе и для меня. И, конечно же, благодарна Богу, который устроил мне эту случайную, казалось бы, встречу.

Нет, я не побежала тотчас креститься. Впереди был еще длинный-длинный путь, полный и сомнений, и разочарований. Но начался он именно там, в древнем соборе древнего города Владимира. Не могу сказать, в какой именно момент я перешла от сомнений к вере: все происходило как-то очень постепенно. И ушло на это не просто несколько лет, а несколько десятилетий. А последний решительный шаг, то есть прийти в храм и принять крещение, сделать было труднее всего. Я ведь понимала, что это не просто так — обряд пройти, надо будет жизнь менять! Я к тому времени уже и на службы иногда ходила, и посты соблюдала, и с кое-какой церковной литературой познакомилась, а все равно было боязно. И тогда Господь послал мне маленькое чудо. Совсем маленькое. Но его значение для меня оказалось огромным!.

Дело было так. В Пасхальную ночь мы обычно ходили с мужем и дочерью в ближайшую церковь. На Литургию не оставались, но в Крестном ходе участвовали. А в 2006 году муж перед самой Пасхой уехал в командировку и должен был приехать только в Светлое воскресенье вечером. И просил нас с дочерью без него на Крестный ход не ходить, а то он будет волноваться, как мы пойдем одни ночью обратно. Я расстроилась, но решила, что мы сходим тогда в воскресенье на вечернюю службу: верующая подруга говорила, что там очень красиво поют какие-то «Чудеса», а я ни разу не слышала. Только нам надо было встречать мужа на Павелецком вокзале, и я боялась, что, если мы пойдем в церковь рядом с домом, то опоздаем. А я знала, что прямо у вокзала есть церковь Флора и Лавра, и решила, что мы пойдем туда. Приехали к пяти часам, даже заранее. А там служат в шесть! Это нам уже поздно. Вот незадача! Но ничего, в центре церквей много. Мы пошли по Новокузнецкой улице и стали заходить во все окрестные храмы. И всюду служба в шесть! Дошли почти до самого метро «Новокузнецкая». Я совсем приуныла, тем более что было уже почти половина шестого, и даже если где-то и служат в пять, то мы, конечно же, опоздали и никаких «Чудес» не услышим. И тут я вижу еще какие-то купола. Как выяснилось потом, это была церковь Климента, папы Римского. Она была на ремонте, вся в лесах, но мы увидели, что люди заходят в боковой придел. Подошли. И оказалось, что там, к моему удивлению, служат не в 5 и не в 6, а в 17.30, и служба вот-вот начнется! Вот уж действительно чудеса! Мы зашли. Придел маленький, уютный. Народу немного, все друг друга знают, все здороваются, христосуются, поздравляют, расспрашивают про детей, про общих знакомых… Такая теплая домашняя обстановка. А певчих всего трое, но каких! С прямо-таки божественными голосами! И пели они так слаженно, так вдохновенно! В общем, слушали мы с дочерью всю службу на одном дыхании, и мужа встретить как раз вовремя успели. И в душе у меня была такая горячая благодарность, что я тут же дала слово, что на следующую Пасху я буду уже крещеная. А слово, разумеется, надо держать. Вот так я, наконец, и крестилась 31 марта 2007 года, в Лазареву субботу. Слава Богу за всё!

А напоследок хочу пожелать нам всем: будем любить! Любить Бога, наших близких, наших батюшек, друг друга и наш приход. И тогда все у нас получится! А еще – будем почаще улыбаться. Особенно если видим кого-то впервые в нашем храме. Может быть, человек только-только переступил церковный порог и чувствует себя неуверенно и одиноко. Не спешите с советами и наставлениями! Просто улыбнитесь!

Меня зовут Татьяна Алёшина.
Как оказалась в Церкви и конкретно в приходе храма Всемилостивого Спаса — на самом деле это удивительная история. Росла я в самой обычной, не верующей московской семье и не планировала ничего такого. Папа по образованию — юрист, мама — экономист. Помню, у нас дома в коридоре на стене висело Распятие Христа. Не знаю, как Оно там оказалось и почему попало туда. Видимо, подсознательно у родителей существовало уважение к святыне, не класть же в шкаф и заваливать хламом.
Моя жизнь после школы складывалась совсем необычно, как бы по спланированному сценарию извне. А я, можно сказать, «плыла по течению». В 1994 году я закончили 11 классов средней общеобразовательной школы с углубленным изучением английского языка. Поступала в педагогический ВУЗ на лингвистику. Не сложилось. Пошла за подружкой в училище на флориста-дизайнера. Отучилась год и поступала снова в ВУЗ. Отец считал, что нужно обязательно получать высшее образование. Тогда мы подобрали несколько ВУЗов, среди которых отца внезапно заинтересовал Российский Православный Университет ап. Иоанна Богослова. (РПУ)
В течение года, пока я училась в училище, по вечерам ходила на подготовительные курсы, готовилась поступать в университет рядом с домом. Но так сложилось, что я получила первое высшее образование в РПУ, познакомилась со многими интересными людьми, в том числе с о. Александром Ильяшенко. Накануне вступительных экзаменов в РПУ мне нужно было креститься — условие для поступления. Отец Михаил (Райчинец) окрестил меня в Богоявленском Елоховском соборе в присутствии моей школьной подруги.
Итак, я поступила на юридический факультет и примерно через год перешла изучать экологию. Это казалось новым, перспективным направлением. Принимала активное участие в студенческой жизни, работала в библиотеке Университета. Мне здорово повезло — мы в студенческой компании много путешествовали, ездили по святым местам, побывали в разных городах, много с кем общались. В 90-ые я познакомилась с католиками и англиканами, кто реализовывал социальные проекты в Москве. Меня тогда взяли в команду в два благотворительных социальных проекта.
Будучи студенткой, я стала посещать первые богослужения в Высоко-Петровском монастыре. Читала разную православную литературу, интересовалась церковной историей и жизнью. Стала ходить на исповедь. Я принимала Таинства естественным образом, без эмоционального надрыва и магического толкования. Во время богослужения — ощущение другого измерения, присутствие Святого Духа. Церковь стала родным, теплым, важным местом в жизни.
В руинах, оставшихся от бывшего Скорбященского монастыря, я оказалась в 1999 году. Тогда о. Александра Ильяшенко поставили здесь настоятелем. Вспомнила свое увлечение вокалом в школьные годы и стала петь на клиросе домового храма, организованном в трапезном корпусе Скорбященского монастыря и со временем немного регентовала. А полученные после школы знания флориста, удалось реализовывать при украшении храма на двунадесятые праздники.
Хочу сказать, приход за 20 лет менялся. Какие-то люди ушли, кто-то появился, а кого-то уже нет на этом свете. Мне кажется, это совершенно нормально. За все эти годы я многое получила в Церкви. Это уникальный опыт переживания, осмысления, общения, чувства близости Бога. Это отдельная и большая тема.
Я благодарна, что моя жизнь сложилась именно так. Это и есть чудо!

— Про чудеса. Сегодня был случай.
Если просыпаешься в три часа ночи, а это время нашей Богородицы, то обязательно читаются молитвы.
Сегодня я проснулась как раз без десяти три. Читаю «Богородице Дево», а у меня в ушах звучит пение нашего клироса и колокольный звон. Думаю: «Ничего себе!». Прочитала молитву, и потом благополучно сразу уснула.
Я читаю и слышу это пение. Думаю, кто дома в 3 часа ночи будет петь, похоже на голоса нашего клироса. Такое пение… Я обычно ночью сплю нормально, редко когда просыпаюсь. А вот в этот раз, видимо, навеяло то, что прочитала про время Богородицы.

— Меня зовут Лариса, мне 63 года.
— Чудесный возраст.
— Замечательный. Все хочется, а многое не можется уже. — Смеется.
— Давно у нас в приходе? Как здесь оказались?
— Первый раз я сюда попала в 2013-м году, здесь венчались мой старший сын и моя дочечка-невестка.
— Старший сын — это отец Роман?
— Да, отец Роман. И я первый раз сюда попала в 2013-м, в сентябре месяце. Мне здесь тогда еще очень многое понравилось, но я не была еще воцерковлена, как говорят. Наше поколение росло в такое время, когда стремились к коммунизму, и большинство из нас были атеистами-коммунистами. Но я так думаю, что у большинства из них в душе все же был Бог. Были какие-то мысли — «слава Богу», «помоги Господи», все равно мы говорили так в те советские годы — они были неплохие, для нас очень даже радостные. А сюда я попала 7 лет назад, уже 8-й год, потому что я переехала к детям в Москву, и стала ходить каждое воскресенье в храм.
— А что Вас уже тогда привлекло? О. Александр, приход, все в целом?
— Меня сначала сюда привели мои дети, конечно. Я с ними приезжала каждый выходной, и постепенно, постепенно входила в приход. Вначале, конечно, меня привлек о. Александр — своей мудростью, своей доброжелательностью, своим участием в жизни каждого из нас, своими советами.
Для себя я выбрала здесь послушание на кухне. Я решила, что буду помогать там. Долгие годы, эти все 6 лет я там имела послушание.
Приход наш мне очень нравится тем, что здесь люди уже за много лет сложившиеся в такую семью приходскую. Все очень друг к другу внимательны. При любой беде, при любой радости они всегда принимают участие в жизни человека, в жизни прихода. Всегда все радости, все горести одни на всех. — Расплакалась.
— Год назад батюшка мне предложил другое послушание. Я стала служить в церковной лавке. Сначала я как-то испугалась «а вдруг не получится?». Но с Божьей помощью, с батюшкиным благословением все слава Богу. И теперь я стараюсь нести это послушание с честью, и Бог мне с этим помогает, потому что получается, неплохо, во славу Божию и в помощь храму нашему… Все слава Богу.
Ну, что еще сказать?
Я очень, очень рада, что я попала сюда.
— Мы тоже рады.
— Легче стало в плане каком — нравственном. И я понимаю, что здесь всегда найду совет в любой своей ситуации. И мне от этого легче. И в общем-то всем нашим прихожанам я хотела бы пожелать всегда иметь Бога в душе, всегда быть честными с сами собой, с окружающими, и тогда все сложится. Храни всех Господь.
— Вы опять расплакались, что Вы чувствуете, Вам ведь не плохо?
— Мне очень хорошо!

Меня зовут Татьяна, мне 63 года, родилась и выросла в Узбекистане, двое детей, один внук.

Окончила пед. институт в Таганроге, в Москве оказалась в 2005 г. по семейным обстоятельствам.
Крестили в Ташкенте в возрасте двух лет по причине того, что была у бабушки в гостях и обожгла ступни, и бабушка Дуня сказала: «крестить срочно». Потом в дальнейшем моя церковная жизнь была такая же, как у многих советских людей, вроде как в Бога обращалась, но все было в каких-то случаях — звала Господа: «Господи», а что хотела от Него, сама не знала…

Когда к Богу обращаются? — В очень сложных жизненных обстоятельствах обращаются к Богу. Теперь я понимаю, что все то, что я слышала о Боге, это были подсказки от Того, Кто дал мне жизнь, и Кто ведет меня по этой жизни сейчас.
Но настоящей веры, настоящего доверия Богу еще не было. Теперь, когда я приобрела какой-то жизненный опыт в церкви, то могу сказать, что моя жизнь стала радостней. Я не знала, что такое радость настоящая. Раньше радовалась красивой одежде, которой не было у других, радовалась успеху на работе, к которому всегда стремилась. А вот слышать Слово Божие и находить в этом смысл, цель и радость жизни мне помогли и помогают «Встречи о вере и Боге». Оттуда я получила понимание, что такое «Слово Божие», это общение очень изменило меня, мою жизнь, мое поведение. Вот это, наверное, самое главное, что дает мне приход.

Что касается моих обязанностей — я готовлю еду на трапезу. Мне никто никогда не говорил столько искренних слов благодарности, сколько я услышала здесь. Одно только высказывание отца Александра о том, что английская королева плачет, потому что у нее нет такой трапезы, вдохновляет на трудовые подвиги. Готовить еду — это как бы работа. А вот иногда бывают какие-то разовые поручения. Это я называю послушанием. Во время карантина, во дни Пасхи нужно было поздравить пенсионеров нашего прихода. Это получилось. Это мероприятие вдохновило на другие дела. Вообще, я считаю, что маленькое дело нужно делать с горячим сердцем. Сделал дело — и забыл о нем. Пусть оно будет так: «сделано — и сделано», и больше к этому не возвращаться. Жизнь в храме — она как бы зажигает изнутри, поэтому какие-то маленькие дела, я думаю, если я что-то еще делаю, то пусть они останутся вот так, как они должны остаться.

В приходе я оказалась случайно. Хотя у Бога не бывает случайностей. Приехав в Москву, я работала в Станкине и, прогуливаясь по двору Станкина, заглядывала в окна храма, и думала: «Как бы туда попасть?». Но мне говорили, что службы не ведутся, и в этом здании только иконописная мастерская. В то время я уже ходила в Тихвинский храм, поэтому я не очень-то и настаивала. Но через какое-то время я уехала из Москвы, приехала через год и решила пойти в храм Тихвинский — а он закрыт. Я как-то подумала, что где-то по улице есть храм еще, только подумала — и услышала звон колокольный, и пошла на него. Как сейчас я понимаю, что эти колокола были из храма Веры, Надежды, Любови, но я вошла в парк, и увидела баннеры с портретом отца Александра. В общем-то, так произошло мое первое знакомство — заочное — с отцом Александром. По баннерам пришла в храм, вхожу в коридор, полы корявые. Странно как-то, храм в доме… Вошла, вижу: народ исповедуется, очень захотелось, но не знала, как подойти. Вижу: женщина в очках, пожилая, не совсем, но взгляд очень добрый. Подошла к ней, спрашиваю, можно ли мне на исповедь к батюшке. Она говорит: «Да-да, идите, батюшка у нас очень хороший, Вы обязательно расскажете все, что хотите». Вот так я познакомилась с Марией Евгеньевной, с нашей дорогой, любимой матушкой.

О жизни в приходе можно говорить бесконечно. Что дает мне приход? Живую, добрую, любящую семью. Как в любой семье бывают разные отношения: ссорятся, мирятся, обижаются, но в храме при этом есть такая возможность — что я могу о своих обидах, разногласиях рассказать Богу. А больше всего жизнь в приходе, в церкви дает возможность узнать себя, подумать над своими ошибками, и покаяться в этом. Для меня с того момента, как я стала ходить на катехизацию, стало понятно, что в этом мире надо «цепляться за любую свеколку», чтобы попасть в Царствие Небесное.
Вот и теперь для меня задача: как войти в то место, которое называется Царством Небесным? Как ощутить Страх Божий? Вот это сейчас для меня главное. И вот для того, чтобы понять, как войти в Царство Небесное, мне не хватает доверия к Богу, мудрости, твердости, терпения, любви.

Что бы я хотела сказать напоследок? В моей жизни Господь присутствует всегда. Слава Богу, что я стала это понимать. Раньше для меня «бог» — это была моя голова. Как хотела, так и решала свои задачи. Как думала — так и поступала. А теперь без Бога — не до порога.

И еще хочу сказать о чудесах. В моей жизни много чудес произошло после того, как я пришла в храм. Есть у меня есть одно чудо, о котором хочу рассказать, но не решаюсь. Однако, расскажу.
В жизни есть один очень родной мне человек. Ради этого человека я готова жизнь свою отдать. Три года назад я не знала, как мне просить Бога, чтобы этот человек избавился от ужасной зависимости (алкоголь). Я просила Господа, я говорила Ему, что приму Его любую помощь. И в тот же момент мне позвонили и спросили разрешение помочь моему родному человеку. В начале я отказывалась, а потом вспомнила, что я только что просила о любой помощи. Слава Богу, три года я живу спокойно.
Что я хотела бы сказать напоследок всем? Не знаю, это сложный для меня момент. Я просто думаю, что нужно обязательно верить, доверять, и тогда в жизни будут происходить чудеса, о которых даже и не догадывался, и оставлял это «на потом» — будет или не будет. В общем, нужно верить!

Надежда Михайловна Голубева, которую у нас на приходе звали просто Надеждой, пришла в храм Всемилостивого Спаса в сентябре 2009 года, когда мы праздновали 120-летие со дня основания Скорбященского монастыря. Помнится, мы с нашим старостой Владимиром Александровичем ходили по парку и по окрестным дворам и всюду развешивали объявления с приглашением на праздничный молебен: вдруг кто-то из местных жителей или посетителей парка заинтересуется и придет. Откликнулся на наше приглашение всего один человек, и этим человеком как раз и была Надежда.

На трапезе после молебна она рассказала удивительную вещь: оказалось, что она родилась в самом нашем храме, где в 30-е годы прошлого века было общежитие, и комната ее родителей находилась как раз там, где сейчас алтарь! И хотя она давно уже переехала из этого района, но часто приезжала в парк, с которым у нее было связано много воспоминаний. А приехав как-то в очередной раз, увидела наше объявление и пришла. Вот ведь как бывает на свете! Как будто бы случайность, а на самом деле – Промысел Божий.

Надежда стала регулярно бывать в нашем храме. Мы познакомились. На вопрос, как ее зовут, она сказала: «Надя». – «А по отчеству?» – «Не люблю я «по отчеству». Просто Надя – и все». Ну, Надя так Надя, хоть и неловко было так обращаться к пожилому человеку. Меня она называла исключительно Людочкой, а я стала звать ее Наденькой. В ней было много детского, и ласковое имя, как мне кажется, ей очень подходило. Выяснилось, что живет она недалеко от меня, и мы стали ездить домой вместе. А потом, когда здоровье ее ухудшилось, встречались и утром по дороге в храм, а обратно нас обычно подвозили на машине. Так Надежда стала членом нашего прихода и осталась верна храму Всемилостивого Спаса до самой своей кончины.

Она много рассказывала мне о себе, и постепенно стали вырисовываться обстоятельства ее жизни и особенно детства, очень нелегкого: ведь на ее детство пришлось и время сталинских репрессий, и война, и трудные послевоенные годы. Сюжетов хватило бы, пожалуй, на целый роман, но вкратце можно представить ее биографию примерно так.

Надежда родилась 18 января 1937 года, в Крещенский сочельник. Правда, родители ее православные праздники не отмечали: оба были неверующие. В общем-то обыкновенные люди, работящие, добросовестные. Про свою бабушку дочь Надежды вспоминает: «Она была домовитая, любила порядок, хорошо готовила, рукодельничала. Строгая была, но очень спокойная. Ее все уважали». Но история семьи была непростая, даже трагическая. В начале 30-х годов, когда по всей стране началась коллективизация, передовых коммунистов из крупных промышленных городов, так называемых двадцатипятитысячников, посылали руководить колхозным движением, и отец Надежды, ответственный работник Мосэнерго и убежденный коммунист, отправился в деревню организовывать колхоз и бороться с «враждебным элементом». А семья матери Надежды как раз и жила в той самой деревне и могла попасть под раскулачивание по той простой причине, что имела большой земельный надел, по числу душ, а мужчин не хватало, и, чтобы обработать землю, приходилось нанимать работников, то есть «эксплуатировать чужой труд». И беда была бы неминуемой, если бы дочь «кулаков» не приглянулась молодому активисту из города. Заметив это, мать девушки шепнула ей: «Будь с ним поласковей». Та последовала совету, и в результате семью не раскулачили, а будущий отец Надежды спустя некоторое время увез ее будущую мать в Москву и там женился на ней. И все бы хорошо, да только мать Надежды любила совсем другого человека: в деревне у нее был жених, и поначалу она думала, когда все успокоится, вернуться к нему. Но не сложилось. То ли ее избранник от нее отказался, то ли родители уговорили не разводиться, мол, «ты нас погубишь», но она так и осталась в Москве замужем за нелюбимым…

В 1939 году началась война с Финляндией, и отца Надежды забрали на фронт. С войны он пришел больным и скончался от туберкулеза в сентябре 1941 года. Надежда всегда вспоминала отца с большой нежностью, говорила, что он очень ее любил, и она его любила, хотя и так мало ей довелось с ним побыть. А вот с матерью отношения у нее были сложные, с самого детства. Может быть, свое неприятие мужа мать невольно перенесла и на ребенка, может быть, пережив личную трагедию, замкнулась в себе, может быть, были и какие-то другие причины, но только Надежда, единственная выжившая из пятерых детей, судя по всему, мало получила в детстве материнского тепла и ласки.

А жилось трудно. Там, где сейчас алтарь храма Всемилостивого Спаса, была большая комната, разделенная занавесками на три части. В средней, без окон, ютились родители Надежды, а справа и слева – еще две семьи с маленькими детьми. Так и жили. Пожалуй, закуток за занавеской с большим трудом можно назвать домом. И домом для детей стал парк, устроенный на месте Скорбященского монастыря и разоренного монастырского кладбища. Надежда рассказывала, как бегала и играла там вместе с другими ребятишками и как время от времени кто-нибудь из них вдруг проваливался под землю в плохо засыпанный склеп. Детей в общежитии и окрестных домах было много, и, чтобы их как-то занять, в парк присылали баяниста. Он играл на баяне, а дети под руководством воспитательницы водили хоровод. А еще перед войной в парке занимались строевой подготовкой старшеклассники из близлежащей школы, и детишки пристраивались к ним и тоже пытались маршировать.

А потом была война. На глазах у маленькой Надежды умерли от голода два ее грудных братика-близнеца, родившиеся перед самой войной. Еще она рассказывала, как по поручению матери ходила с тяжелым бидоном получать так называемый «бульон»: жидкую баланду, которую привозили в цистерне и выдавали во дворе на Сущевском валу. А от парка за войну практически ничего не осталось: почти все деревья вырубили на дрова в холодные зимы.

После войны Надежда пошла в школу. Обучение было теперь раздельным, и та школа, которая занимала здание бывшего епархиального училища при Скорбященском монастыре (сейчас там располагается полицейское подразделение), стала мужской. Но на праздники туда приглашали девочек из женской школы, в которой училась Надежда, и она рассказывала, как их принимали в огромном актовом зале, оставшемся, очевидно, с дореволюционных времен. Парк восстановили, вновь засадили деревьями. Надежда по-прежнему проводила в нем все свое свободное время: играла, гуляла с подругами, а в теплую погоду даже готовилась к занятиям. Она часто мне об этом рассказывала, вспоминала всех своих школьных подруг и, показывая на окна прилегающих к парку домов, сообщала: «А вот здесь жила такая-то, мы с ней дружили, а здесь – такая-то». Это были для нее, судя по всему, очень дорогие воспоминания.

Окончив школу, Надежда поступила в Институт иностранных языков. «За компанию с подругами», как она говорила. Поступить было трудно, и шансов у нее было мало, но она каким-то чудом поступила. Взяла упорством, да и подруги помогли. «А главное – Господь помог», – всегда добавляла Надежда. Правда, институт она не окончила: уехала на целину. Жить там приходилось в тяжелых бытовых условиях, да и с едой было плоховато. Одна из девушек заболела, и Надежде поручили отвезти ее домой. Так, вместе с больной подругой, она снова оказалась в Москве и на целину уже больше не вернулась: ее направили в райком комсомола, где она и проработала затем несколько лет. Рассказывала, как перед Фестивалем молодежи и студентов 1957 года надо было организовать в районе разведение голубей, этим тогда занимались по всей Москве специально к фестивалю. Может быть, с того времени у нее и сохранилась любовь к голубям: она обязательно каждое утро их кормила и сообщала, когда мы встречались по дороге в храм: «А я уже голубей покормила! Налетело штук сто, наверно, или двести!»

После райкома комсомола Надежда работала в издательстве «Легкая индустрия», да еще и занималась общественной работой. Ее активности всегда могло бы хватить на двоих! А вот полноценная семья у нее так и не сложилась, и она одна воспитывала дочь и сына. Словом, Надежда прожила обычную трудовую жизнь, в чем-то счастливую, в чем-то – не очень, а во многом и тяжелую.

Как и когда она обратилась к Богу? В ее семье не было верующих, и родители ее не крестили. Но Надежда рассказывала, что в детстве ее тянуло в церковь. Ей там нравилось. Дома было уныло и неуютно, а в церкви светло, красиво, радостно. Поблизости от дома все храмы были закрыты. Она садилась на трамвай или на троллейбус и ехала куда-нибудь. И если находила открытый храм, то обязательно заходила. Однажды зашла вечером во время помазания. Встала в очередь и помазалась вместе со всеми. Очень понравилось! И Надежда снова встала в очередь. Какая-то прихожанка ее остановила и объяснила, что так делать не следует, помазываются только один раз.

Потом была комсомольская юность, комсомольцам полагалось быть атеистами. Потом началась взрослая жизнь со своими заботами, бедами и хлопотами, такая же, как у большинства людей вокруг, и казалось, что Богу в этой жизни места не было. Надежда с головой ушла в работу, готовилась даже вступить в партию… Но время шло, времена менялись, попадались на жизненном пути верующие люди, менялось и что-то внутри. И в начале 90-х Надежда крестилась. Тогда как раз открылась церковь Веры, Надежды, Любови и матери их Софии на Миусском кладбище. Надежда стала ходить туда. Ходила она и в другие храмы. Но по-настоящему прижилась именно у нас на приходе.

Наверно, никто не любил наш храм так, как она. Всегда с нетерпением ждала воскресной службы, живо интересовалась всеми событиями нашей приходской жизни. И постоянно старалась сделать что-нибудь полезное: то скатерти купит, то ковер из дома пожертвует, то поменяет в Сбербанке скопившуюся мелочь… Пока здоровье позволяло, помогала на кухне. Следила за порядком, ревностно вникала во все мелочи, покрикивала, когда ей казалось, что делают что-то не так. Голос у нее был громкий, командирский. Поднимешься, бывало, наверх и слышишь, как она там командует: «Лариса, почему ложек нет? Татьяна, поставь это поближе к батюшке!» Очень любила все наши приходские праздники. Вообще праздники очень любила. Рассказывала, как танцевала на свадьбе внука: «Я, Людочка, ни одного танца не пропустила!» А ведь ей было тогда уже за восемьдесят! А незадолго до кончины пришла на венчание Саши Демина. Очень радовалась за него… И на всех наших застольях неизменно провозглашала один и тот же тост: «За батюшку!» К отцу Александру Надежда относилась с особенной любовью, говорила: «Я росла без отца, а теперь у меня наш батюшка вместо отца». Любила она и наших прихожан, все у нее были Леночки, Катеньки, Сашеньки…

Характер у нее был непростой. Могла и вспылить, и обидеть, и сама обидеться. Но была отходчива, а главное – умела быть благодарной, прежде всего благодарной Богу. Каждый раз говорила, когда мы с ней возвращались после службы: «Слава Богу! Ну вот, и в храме побывала. А служба-то как хорошо прошла! Слава Богу!» Или начнет вспоминать все то хорошее, что было у нее в жизни, и неизменно добавляет: «А ведь это Господь мне так устроил! Вот Он сколько хорошего для меня сделал!»

И только после смерти сына Надежда надолго впала в депрессию. Сын был ее постоянной заботой, ее вечной болью. Он родился инвалидом, так и не смог самостоятельно устроиться в жизни и жил на попечении матери. После всяких жизненных неурядиц пристрастился к алкоголю. Потом он заболел. Болел долго и трудно и умер, не дожив до пятидесяти лет. Надежда очень тяжело переживала эту утрату. Все плакала, жаловалась на плохое самочувствие, говорила, что теперь незачем жить. Потом слегла сама. Боялись уж, что и не встанет. Отец Александр причастил ее на дому. И Надежда вдруг стала поправляться. И не только поправилась, но и понемногу опять обрела бодрость и жизнерадостность. Это было как кризис во время тяжелой болезни, после которого человек или умирает, или заново начинает жить. Надежда стала жить.

И вновь мы вместе ездили в церковь, и вновь она, хотя и не работала больше на кухне, приходила иногда «навести порядок», уверенная, что «без нее все не так делают»: и стол накрыли не так, и хлеба мало нарезали… «Да, Наденька, достаточно хлеба. А не хватит – еще нарежут». Но она стояла на своем. Вообще переубедить ее в чем-нибудь было совершенно невозможно. «Нет, Наденька, ну такого быть не может!» – скажу ей, бывало, когда она вдруг огорошит меня какой-нибудь «сенсационной» новостью, и начинаю приводить свои доводы. А она, не слушая: «Ну как же, Людочка, вы говорите, что такого не может быть, когда это сказали по телевизору на первом канале!» – «Ох, Наденька, ну какая же вы упрямая!» А она мне: «А если бы я не была упрямая, Людочка, то я бы в институт не поступила!» И в сотый раз начинает рассказывать, как трудно было поступить и как она сочинение написала одними простыми предложениями, чтобы не напутать со знаками препинания, а английские темы так выучила, что они у нее от зубов отлетали…

Скончалась Надежда неожиданно. В воскресенье мы с ней, как всегда, собирались идти в храм, но накануне она позвонила и сказала, что идти не может: очень болит живот, с правой стороны. «Наденька, вызывайте «Скорую»! Это очень опасно. Вдруг аппендицит?» – «А что может «Скорая»? У меня есть такое сильнейшее китайское средство, оно даже рак вылечивает. Вылечусь!» Никакие уговоры не помогали. Когда в понедельник дочь все же вызвала «Скорую», у Надежды уже был перитонит. В больницу ехать наотрез отказалась. Сказала дочери: «Хочу умереть дома». В четверг утром отец Александр ее причастил. Перед этим она мучилась от сильных болей, но после причастия ей стало лучше, она успокоилась, даже вставала. А утром следующего дня ее не стало. До самого конца она была в полном сознании и до самого конца была верна себе: во все вникала, распоряжалась. «Покорми голубей», -сказала дочери за полчаса до смерти…

Надежда умерла 1 марта 2019 года восьмидесяти двух лет от роду. Как выяснилось, действительно от аппендицита, который вообще-то достаточно легко оперируется. И, наверно, не следовало отказываться от медицинской помощи. Но Господь не осуждает своих неразумных детей. Он просто милует. И милуя, смягчает последствия нашей опрометчивости. Так что Надежда умерла дома, как и хотела, и мучилась при этом не долго…

Отпевали ее в воскресенье там же, где она и родилась: в храме Всемилостивого Спаса на Новослободской, который она так любила. Многие пришли с ней проститься. В нашем приходе она занимала свое особое место, и теперь ее не хватает… Мы запомним ее такой: активной, энергичной, радостной, иногда по-детски упрямой, иногда по-детски трогательной. И всегда верующей и благодарной Богу. Вечная память рабе Божией Надежде!